Иоанна Хмелевская - Подозреваются все [Мы все под подозрением]
Я заглянула в график прокурора и с интересом посмотрела на него.
– Ну и что? – нетерпеливо спросила я.
– В кабинете никого не было в течение очень короткого промежутка, около минуты. Да… Потом он уже не мог отпереть дверь. Даже запереть её мог только тогда, когда там никого не было, и трудно допустить, что он так удачно выбрал эту минуту. Разве что сам сидел в кабинете…
– Витек или Збышек?..
– Руководителя мастерской видела секретарша. Он мог бы выйти из кабинета, а затем вернуться через приёмную, но здесь был риск: в приёмной мог кто-то находиться, кто засвидетельствовал бы, что в это время никто не выходил, а следовательно, должен был выйти через кабинет. Нет, это ерунда, впрочем, он рисковал и в другом случае, могла войти секретарша, которую удивило бы его отсутствие… Напротив, другой, главный инженер, был один в кабинете, мог запереть дверь, выйти, увидеть, что приёмная пуста… У него был доступ и к ключу…
Збышек! Я не могу спасти Збышека! Это меня ужасно расстроило.
– Я ведь уже говорила вам! Говорила, что всё указывает на невиновного человека!..
– Откуда вы знаете, что он невиновен?
– Знаю! Знаю точно! Впрочем, вы меня прервали. Если убийца разговаривал в конференц-зале с жертвой, а Збышек их слышал, то уже поэтому он не мог быть убийцей!
– А кто сказал, что он действительно слышал? На каком основании мы должны в это верить? И кто сказал, что именно тот, кто разговаривал, – убийца?
– Не знаю, Боже мой, меня это не интересует! Говорю вам, что это не Збышек, голову даю на отсечение! Я предупреждала, что вся моя надежда на вас! Сделайте что-нибудь, он невиновен, ищите эту тряпку от дырокола! Прижмите Витека, он врёт с этим ключом… не знаю, что ещё сделать!!!
– Я вижу, вы очень горячо защищаете этого главного подозреваемого, – язвительно сказал прокурор.
– Потому что это единственный порядочный человек в нашем бюро! Он не делал этого, это исключено! Боже мой, неужели дойдёт до того, что я сама вынуждена буду вести это чёртово расследование!
– Счастливый человек, за которого так борется женщина…
– Лучше не нервируйте меня!..
В дальнейшем ходе беседы я дошла до такого состояния, что начала возводить напраслину на всех подозреваемых и не подозреваемых сослуживцев, выдумывая невероятные глупости, только чтобы отвратить его внимание от Збышека. Результат был совершенно обратный. Прокурор с явным удовольствием разбивал мои аргументы, выдвигая против Збышека неопровержимые доказательства его вины.
– Вас, видимо, многое связывает с этим паном, – сказал он любезно, но и ядовито одновременно, приглядываясь ко мне с большим интересом. Я, должно быть, действительно представляла собой необыкновенную картину: красная, растрёпанная, разгневанная, испачканная графитом от карандаша, демонстрирующая полную невменяемость. Мне хотелось в ответ сказать ему только одно слово – короткое, сжатое и нецензурное, но я, к счастью, воздержалась от такого поступка и вместо этого закричала:
– Но он смертельно влюблён!.. – и остановилась. Лояльность по отношению к Збышеку была даже сильней, чем гнев.
– В кого? – сразу же спросил прокурор.
– В одну женщину, – хмуро ответила я. – Не в меня, уверяю вас. У него роман с женщиной, который длится уже давно, а я просто им покровительствую. А с ним меня связывает платоническая симпатия и взаимное доверие.
Теперь прокурор смотрел на меня так, как будто я окончательно сошла с ума.
– Он влюблён в другую женщину, а вы так его защищаете?! Прошу прощения, но я этого не понимаю.
– Ну и не понимайте. Я вижу, что человеческие чувства вам совершенно недоступны.
– Напротив, человеческие чувства мне хорошо известны, именно поэтому я и не понимаю.
– Ну, значит, я существо нетипичное. И что, вы меня за это посадите?
– Вас – нет, но, может быть, этого пана…
И всё-таки в прокуроре было какое-то обаяние и незаурядный подход к женщинам, потому что он сумел снова привести меня в нормальное состояние. Ещё раз коротко мы суммировали с ним все выводы. Подозреваемых до сих пор было восемь человек, из них двое, по моему мнению, исключались по психологическим мотивам, двое – в результате деликатных наблюдений, а один не имел повода. Восьмой подозреваемый, Веслав, вообще не умещался в моей голове.
Наверх я вернулась в непонятном настроении. С одной стороны, я была подавлена всеми этими расследованиями, но с другой – красота прокурора, внимание, оказываемое мне, значительно поднимали мой дух. Поднявшись, я попала прямо на собрание, которое Витек устроил в центральной комнате.
Я уселась рядом с Алицией и, прежде чем успела отдышаться, услышала от неё сенсационную информацию.
– Я осчастливила их, – удовлетворённо заявила она. – Они роются в унитазе.
– Господи! Зачем?! С ума сошли?!..
– Нет, но раз они задают глупые вопросы, то слышат и глупые ответы.
Оставшись в мастерской, капитан, видимо в состоянии последней степени отчаяния, задал Алиции пагубный вопрос, а именно: он хотел узнать, не произошло ли в мастерской что-либо необычное со времени открытия убийства.
– Кроме того, что забило дамский туалет, я не заметила ничего особенного, – беспечно сказала Алиция, после чего дала им исчерпывающую информацию относительно нашего санитарного оборудования. Тот факт, что забило дамский туалет, вовсе не являлся чем-то из ряда вон выходящим, это происходило довольно часто: достаточно было выбросить туда огрызок яблока, как удобствам приходил конец.
Выслушав эту информацию, капитан ощутил, по-видимому, внезапный прилив бодрости, вызвал подкрепление и, при помощи пани Глебовой, приступил к основательной чистке канализационного оборудования. Пани Глебова была в восторге, что хотя бы раз в жизни ей поможет полиция, потому что иначе ей пришлось бы заниматься этим одной. Иных результатов, кроме того, что осчастливлена пани Глебова, Алиция пока не знала.
– Я, случайно, вам не мешаю? – ядовитым шёпотом спросил Витек, потому что мы вели разговор, не обращая ни малейшего внимания на то, что собрание уже началось.
– Нет, что вы! – ответили мы любезно, но разговаривать перестали, так как собрание обещало быть интересным.
Витек произнёс великолепную речь, обрушившись драматичным шёпотом на наши ошибки и проступки. С болью заклеймил падение дисциплины, особенно обозначившееся после преступления, что, по его мнению, было абсолютно недопустимо.
– А он хотел, чтобы мы начали стремительно работать от волнения? С этими ментами на шее? – с горечью прошептал Влодек.
– Вы знаете ситуацию, – болезненно журчал Витек. – Именно теперь у нас появился шанс спасти мастерскую. Мы получили новый заказ на три миллиона злотых…
– Это будет халтура, а не заказ, – проворчал Стефан, сидящий около нас на столе.
Витек продолжал шептать ерунду, особенно налегая на дисциплину и старательно избегая щекотливых тем, таких, как задерживающая нас лаборатория светокопий, переплётная мастерская, ошибки инвесторов, сложности с нашими строительными руководителями и тому подобные. Никто не мог понять, что ему, собственно говоря, нужно. Но внезапно, ни с того ни с сего, он закончил.
– А теперь прошу вносить творческие предложения, – с болью и достоинством сказал он.
Творческие предложения поступили немедленно. Было предложено привести сюда двух псов, принадлежащих Стефану и Янушу, и привязать их в коридоре и у входных дверей.
– У Стефана сука дрессированная, её нужно будет приучить, чтобы пропускала в туалет, – с воодушевлением сказал Лешек.
Алиция подала мысль приковать каждого за ногу к столу цепью, запираемой на замок. Веслав живо заинтересовался проблемой опозданий и предложил всему персоналу поселиться непосредственно в бюро. Влодек предложил заливать всем рот гипсом. Витек слушал и терпел.
И всё же, вопреки нашим легкомысленным выступлениям, собрание закончилось на решительной ноте. Витек категорически запретил выходить из мастерской в город, независимо от причин, пить кофе в обществе более чем одного человека и даже запретил покидать отделы. Как он представлял себе в этом случае межотраслевую координацию работы, знает только Бог!
– Действительно, – меланхолично сказал Казик, кивая головой, – носились все по коридорам, и смотрите, что из этого вышло. Ещё немного, и все могли проститься с жизнью…
Но что самое странное, Витек отобрал у нас всех руководство проектами и всё забрал себе. Он один должен был быть главным проектировщиком всех объектов. Это уже походило на помешательство, потому что главный проектировщик – постоянная жертва. В нашей мастерской кроме того, что этот несчастный должен был сделать архитектурный проект, в его обязанности входил миллион других забот: подготовка договора, контакты с инвестором, координация всех работ – архитектурных, санитарных, электрических, дорожных и так далее, ругань с лабораторией светокопий и, наконец, личная финансовая ответственность за весь проект. Настоящий кошмар! Поэтому то, что Витек собирался быть главным проектировщиком на всех объектах, было вообще нереальным. Он должен был бы существовать по крайней мере в шести лицах одновременно. Все были так удивлены, что никто ничего не сказал.
